Без воя сирен, оцеплений, спецназа,
Без грохота взрывов и лязга оружья
Расчетливый ум, толом мыслей обвязан,
В заложницы взял простодушную душу.
Ум долго готовил захват. Примерялся.
И все совершилось обыденно-серо.
В бетонном подвале душа оказалась,
Корчась от ран в перекрестье прицела.
Пусть запоздало, но все же на место
Прибыла группа захвата, готовясь
Вызволить узницу. Ну и за честность
Переговорщиком выбрали совесть.
В панцире бронежилета, качаясь,
Вышла из цепи она в одиночку.
И в мегафон, не таясь, прокричала:
«Ум! Не лукавь! Говори, что ты хочешь?»
Ум ей ответил с циничной усмешкой:
«Требую, чтобы была мне послушной.
Я теперь – ферзь, ну а ты – моя пешка.
И не мешай моей жизни бездушной!
Если все выполнишь, как тебе велено,
Душу оставлю в подвале живою.
Если же нет – то увидишь застреленной.
И на тебя это ляжет виною!»
Совесть замолкла. Но ради спасения
Пленной души согласилась все сделать,
Как это требовал ум. И прощения
Просит она. Но душа омертвела.
Годы проходят, и совесть опомнилась.
Двери открыла. Сказала: «Пойдем».
А у души – безучастной невольницы
Неизлечимый стокгольмский синдром.